Версия для слабовидящих

Приданное бабушки Анны

Есть еще у нас в отдаленных местечках, как в тайниках стародавних, удивительная чистая сила, радость редкая, соприкоснувшись с которой замедляешь дыхание и останавливаешься 
Да и названы места эти по-особому светло и радостно. Вслушаешься внимательно, и заметелит перед глазами белое-белое марево. И затеплится сокровенная радость на донышке души. И песня - длинная, неторопливая,  смягчит уставшее сердце.

... Бабушка Анна,  вся такая светлая, чистенькая и  невероятно непосредственная в своей радости. Ее разговор-ручеек перекатывается и бежит, бежит с одного камешка-мысли на другой. Кружится она передо мной в своем  южнорусском  костюме, красными цветочками по белому чистому полю шитому, кружится-приговаривает: «У меня, милок, их шесть таких-то будет. И все разные, да на свой манер. Вот на этот, что на мне, целый годок положила. Да по году, на другие, пожалуй, тоже будет.

Стоит бабушка Анна, красуется. Радуется. Да, сама того не зная, радость дает. «Петухов-то по черному полю я недавно вышила. Пояса шерстяные тоже работы ручной, с бубенчиками. Ты мне позатыльник-то оправь, так краше будет. Да бисер не цепи, не цепи, сейчас такого не сыщешь, тот еще, старый…»

Ах, Анна Евстигнеевна! От твоей радости и у меня глаза зажглись. А уж как стала она частушки напевать-покрикивать, ногами притоптывать, занавеской-фартуком волну пускать, так впору самой в пляс собираться.  Белым-белешенькое в глазах марево…
Сказывала мне бабушка Анна многое. Переливчато, ритмично и очень-очень мягко. Записывала. А она косилась-посмеивалась, да новое наговаривала. Всего не успеть. Да и того, что успела, с лихвой-избытком.

Разложила она полотенца шитые, старые. Весь пол белыми стежками покрыла. На каждом вышивка-следочек особая. И когда только  наши бабки всю эту красоту к жизни поднять из своей мечты успевали. И лен-конопель  мяли, и полотнища холщовые и шерстяные ткали, кружево мерное на коклюшках кленовых под радостный стук плели, да вышивку дивную по всем ходам-выходам укладывали.

Смотрит на меня Анна Евстигнеевна Маркова, посмеивается: « Так мы телевизоров не смотрели, да на наемной работе не сиживали. Девка сызмальства свое приданое, да свадебную рубаху длинную шила-готовила. На посиделках песни певали, да только рукоделье при каждой с собой было. Потому как женихи по работе невесту брали. Деньги-то они по случаю, а трудолюбие на всю жизнь устой кладет. Вот и выходило, что к замужеству сундук с приданым уж наготове стоял. А я и теперь без рукоделия не могу. И шью, и вышиваю, и оборы на головном платке сама прикрепляю. Иногда стародавнего не хватает, тут уж исхитряться приходится. Вот, фольгу снизу в подставу пристроила, сияет через дырочки-оконца, любо-дорого…»

Сияет... Душа твоя, Анна Евстигнеевна, сияет. Света и тебе, и нам, суматохой да суетой задурманенным, с избытком-лихвой хватает. Вот теперь твой свет, моя милая бабушка Анна, дальше гулять-разливаться пойдет. Легкий и чистый, такой бывает кора  березовая, когда к ней лунный луч прикоснется. Живи подольше. Чтоб еще много-много костюмов нашила-наработала, на каждый из которых не меньше годочка положила. Чтоб еще много людей поохало, как плясать-притоптывать перед ними станешь.